Заполучить ныне чей то шифр и прочесть ею, значит проникнуть в тайны военных приказов, изловить вражскую разведку, узнать частное или правительственное распоряжение, получить сведения о повышении или понижении цен и т. д. Безобидный по существу шифр сейчас находится на службе богам войны, коммерции, политики и прочих зол и обманов. Употребление его в целях безобидных может теперь показаться наивным и смешным, гимназической или семинарской выходкой.
Наша литература 15 и 16 веков, по преимуществу характера религиозного, вообще мало исследована. В ней оказываются иногда образцы такой ребяческой фантазии, ставящие перед читателем древних рукописей неожиданные загадки и ребусы, имеющие чаще всего целью представить за каким либо узором имя автора. Рукописи снабжались предисловием или послесловием, в котором автор или переписчик испрашивал прощения за возможные ошибки и помещал свое имя. Часто такое надписание излагалось в форме затейливой, заключавшейся в буквенном или словесном изложении по особой мудреной системе (1). Еще чаще, к сожалению, рукописи никак не подписывались. В библиотеке общества «Икона» в Париже нам удалось обнаружить и прочесть скрытое имя переписчика в рукописных святцах 1658 года.
В наименее обследованной части древней российской словесности, в житиях святых и текстах русских служб обретаются весьма ценные данные для определения форм зарождения и развития поэтических фигур и приемов описаний, имеющих свое значение в истории русского сложения стихов. Формы и правила русского стихотворчества сложились постепенно путем поисков сначала внешних украшений писанных произведений, получавших для песненного исполнения украшения в виде размеренных чередований звуков, откуда родилась рифма. В первоначальной стадии поисков сама письменная форма получала тем или иным украшением вид художественный. Достаточно, например, внимательно прочесть игуменом Маркеллом Хутынским 16 в. переложенный в службу стих об Иоасафе царевиче Индийском, чтобы увидеть наглядный пример синтезирующий эти две формы — художественную наружную и звуковую внутреннюю: Маркелл дает акростих и в то же время пользуется чередованием уже почти размеренных стихов тонических, кое где стремящихся получить простейшую рифму Так рождалась теория стиха в разнообразных опытах приукрасить простую речь каким либо приметным для глаза читателя рисунком или узором более или менее затейливым Это желание было присуще не только самостоятельным редким нашим писателям, но и переписчикам, гораздо более многочисленным, уже готовых писаний. Духовных авторов в те времена было чрезвычайно мало: стать творцом самостоятельного труда для русского в 15 или 16 веках означало перейти границы обязательного христианского смирения, революционно разрушить ограду, построенную для русских возможных творцов обязательной в русской духовной литературе громоздкой южно-славянской витийственностью, введенной и внедренной на Руси в качестве образца и канона писания заезжими просветителями сербами и болгарами. Лишь к 17 веку в области церковного творчества русские стали изредка отделываться от этого очарования и обращаться к слову чисто русскому и к форме изложения более свободной.
Все же, изредка, из-за частокола таких обязательных форм писания прорываются блестки русской фантазии у авторов и переписчиков, старающихся сдобрить пресную казенную форму писаний при помощи каких либо наружных приемов. Такими попытками являются, прежде всего, в текстах русских служб акростихи разных видов и форм (см. нашу статью об акростихах и надписаниях канонов русских миней в вып. 6 «Православной мысли», Париж 1949 г.). Наши переводчики при своей работе над греческими текстами служб не считались с существовавшими в них буквенными акростихами, как не считались они и со стихотворной формой некоторых канонов. Однако, в службах, составленных на Руси, буквенные акростихи, составленные нашими творцами, появляются. Более того, русские авторы находят для написания своих творений оригинальные формы и узоры словесных акростихов или, по славянски, краегранесий и краестрочий. В них начальные слова ряда песнопений дают в последовательном чтении их вполне осмысленную фразу, обычно заключающую и имя творца. Маркелл Безбородый замышляет и исполняет акростих только из согласных букв, ожидающих для прочтения фразы соответствующих гласных. Измышляется и краегранесие по «червленым словесам», дающее акростих по слогам, буквам или целым фразам, писанным красной краской. Все это были приемы криптографии, простейшей формы ее, не требовавшей особого образования и искусства для прочтения.
Существуют в нашей духовной литературе образцы и более сложных манер и приемов для сокрытия за хитростной уловкой имени или же целой фразы, писанной по определенной скрытой системе (2). Иногда надписи эти строятся по принципу особой науки, носившей наименование ЛИТОРЕИ. Существовала литорея простая и сложная. Первая имела своим основанием греческие и славянские изображения цифр и чисел буквенными соответственными обозначениями. Сложная литорея пользовалась бесчисленным количеством обозначений букв рядом комбинаций черточек и точек. Было особым шиком и приметой учености пользоваться литореей. Так, например, Суздальский инок Григорий, начала 16 века, в житии Ефросинии Суздальской пишет: «Еуфросиния, аще и не во Афинех учися блаженная, но афинейские премудрости изучи, философию же и литорию и всю грамматикию, числа и кругом обхождения и вся премудростию». (См. Житие и жизнь благоверные великие княжны Евфросинии Суздальской, СПБ., без года издания). Знание литореи и обнаруживают переписчики и авторы в загадочных надписях, приводимых нами далее. По существу, происхождение литореи можно возвести к первому веку: см. Апокалипсис XIII, 18 число зверя.
Инок Иринарх в 1495 году пишет житие преп. Дионисия Глушицкого и заканчивает его припиской: «А писал Фадафагзон закивимиарх пимаково вапкешны дагнок».
Иринарх пользуется простой литореей для маскировки своего имени. Метод, им использованный, заключается в замене некоторых букв слова рядом иных: важно, чтобы числовое значение замененной буквы соответствовало результату тех или иных арифметических действий подставленных иных букв. Например, слово «дагнок» означает «инок», так как в числовом значении И равняется 8 и Д плюс А плюс Г соответствует сложению 4 плюс 1 плюс 3, т. е. 8 или И.
Вапкешны, — трансформированное тем же методом, даст слово «грешны», ибо В плюс А равно Г, или в числовых обозначениях — 2 плюс 1 равно 3. Далее, П плюс К дает Р, ибо буквы соответствуют числам 80 плюс 20 равным 100.
Закивимиарх дает путем тех же вычислений имя автора надписи — Иринарх. 3 плюс А, 7 плюс 1, дает 8 или И. Рукопись очевидно была плохо прочтена, так как в настоящем ее изложении вместо Р надо читать Л, ибо К, И и В в сложении соответствует 20, 8 и 2, что даст 30, обозначающееся через Л. Вероятно, в рукописи стояла вместо К буква Ч, соответствующая 90 и тогда прибавление И и В, т. е. 8 и 2 даст в результате 100, обозначаемое через Р, нужное для правильного написания слова. Следующее И, как и окончание слова АРХ остаются в своем звуковом значении. М плюс I соответствуют 40 плюс 10, т. е. 50 в буквенном обозначении Н.
Таким образом три прочтенных слова надписи дают: «Иринарх грешны инок». Не будем разгадывать смысл и значение остальных двух слов загадки: главное — имя и звание автора жития Дионисия Глушицкого делается достоянием истории.
Вот, далее, еще образцы криптограмм, составленных по той же литорее, но с прибавлением более ученых и сложных методов.
Рукопись Александро-Свирского монастыря 16 или 17 века надписывается так: «Григория Синаита главы зело полезны».
Имя же писавшие
от седми письмен слагаемо
трисложно
первый три письмена имать
прочие же по два.
И суть от них
согласных три
гласных же четыре.
Первое едино — 1 — А
и паки четверица
пятерицею 4x5 —20 — К
и пятерица
двоицею 5x2 —10 — I
и тридесят —30 — Л
со осмерицею — 8 — И
и паки пятирица
пятерицею сугубо
2х(5х5) —50 — Н
и един — 1 — А
и счет сих сторица и двадесят или все число Р К — 120.
Надпись эта расположена подряд в строку: помещаем ее для легкости прочтения в порядке значения отдельных выражений. Акилина, переписчица книги, изучала грамматику и цыфирную науку своего времени и в надписании своем, скрывающем имя, дает изложение усвоенного: семь букв трисложного имени — по нашему в имени четыре слога. У Акилины в первом слоге три письмена, сиречь АКИ. Число гласных и согласных верно, как правильны и результаты арифметических действий.
Совершив подвиг благочестия — переписка книг была делом подвига добрых христиан — Акилина, вероятно, не без гордости поражает читателя обилием научных познаний, ею стяжанных, выставляя их в загадке собственного измышления по лигорее. Фантазия ее ищет применения своих знаний и Акилина отдается свободному творчеству.
В рукописном сборнике Флорищевой пустыни того же времени обретается надписание, изложенное в форме и содержании более поэтических:
«Аще хощеши имя уведати писавшего сия, се ти поведаю:
Пятерица полководцев — Е
И под ними 400 пешец — У
И 200 конников — С
И оруженосцев 300 — Т
Крепких же воин 100 — Р
Со единым сильным — А
И паки 300 — Т
И 15 оружников — IE
и всего в сем имени 9 письмен».
Евстратий мыслит образами: перед ним войско и число чинов и воинов в нем служит к изображению имени поэта.
Все предшествующие примеры взяты нами из книги А. Е. Викторова: «Опись рукописных собраний в книгохранилищах Северной России», издания Археографической Комиссии, СПБ. 1890 г.
В описании рукописей Соловецкого монастыря, находившихся в библиотеке Казанской Духовной Академии, Казань 1881 года ч. 1 стр. 112, в Шестодневе Иоанна экзарха Болгарского № 873 имеется надпись в черном круге в форме печати и под ней:
«Аще хощеши оуведети имя давшего книгу сию, начало тому сице имать:
Дващи двое числяным ВВ — 4 — Д
Таже по сем семьдесятое съчетается
десятиичами седмищы счти iiiiiii — 70 — О
По сем двоесотное пятьдесятым
четырещи НННН —200 — С
Таже семьдесятое — двоедесятым дващи и к сему приложи тридесятое едино, т. е. 70, которое составляется из 20 повторенного дважды плюс 30.
ККЛ — 70 — 0
Таже девятое троечислиянным состоиться трищи
ГГГ — 9 — Θ
По сем пятое двоечислянымдващи и к сему присовокупи первое ВВ
А — 5 — Е
А конец же приемлет пятерочисленное едино
Е — 5 — Е
Имя скрывшегося за этими сложными вычислениями, нарочито запутанными — ДОСОФЕЕ.
Там же, стр. 342, Преподобного Иоанна Лествица:
«Аще хощеши имя уведети писавшего книгу сию и то написую ти, и счет обрящеши:
Четверица сугубая 4-х 2= 8 — И
И десяторица пятикратная 10х 5=50 — Н
И едина десяторица седмищи сугубая 10х 7=70 — О
Дващи по десяти 2x10=20 — К
Скончевается ером — Ъ
И далее:
Четыредесят 40 — М
Со единем 1 — А
И десяторица сугубая 10x2=20 — К
С первочисленным А
Десятья по десяти 10x10=100 — Р
Един пяточислен 5 — Е
Дващи по четыре 2x4=8 — И
В сем имени слов седмерица, три плоти и три души, седмое же во оно время.
(Мы сейчас увидим, что «плоти» суть согласные буквы, «души» — гласные. Очевидно, «во время оно» Макарей называет последний полугласный Й в своем имени). И далее: от роду прозывается
Един четверо 4 — Д
Сугуб седьмью по десяти 70 — О
(в надписи сугубое О — сиречь ОМЕГА)
Прикладное слово Щ — Щ
И един пяточислен 5 — Е
Десятью по пяти 10x5=50 — Н
Дващи по четыре 2x4=8 — И
И дващи по десяти 2x10=20 — К
Седьмию по десяти 7x10=70 — О
И един двоечислен 2 — В
Совершает ером — Ъ
Таким образом, писал Инок Макарей Дощеников.
Там же стр. 355 в конце рукописи поучения Исаака Сирина, под7 мая, читается подпись небогатого фантазией переписчика, подписавшегося не без выверта: «вданегиыншерг ласипа», т. е. в обратном чтении — «А писал грешный Генадь».
Там же, стр. 367, поучение Аввы Дорофея:
«И аще хощеши имя уведати писавшего книгу сию, то ти напи-сую и счет обрящеши:
Четверица единицею 4 — Д
И десяторица четверицею и 10x4
пятья шестерицею 5x6= 70 — О
И десятья по пяти сугубо 2х(10х5)=100 — Р И
седмокружное — 70 — О
И дващи со единем трегубо (2х1)хЗ=9 — Θ
И единица пятерицею 5 — Е
И дващи три со двема (2x3)+2=8 — И
Число же всего СОЗ (276). (В арифметике Дорофей был слаб: сумму он преувеличил на целый десяток).
Далее: «В семь имени слов седмерица, ЦАРЬ и три плоти и три души». Полугласный Й здесь называется «царь».
Кто то новым почерком приписал с торжеством:
«Дорофей ты еси».
Некий Федька (там же стр. 472) пишет на уставе Иосифа Волоцкото 17 века: «Книга глаголемая Иосифа Волоцкого и Симеона Нового богослова поучения разlichая dana Феdoru Krisanowu citatb. A podpisal Федька swoeю ruкою. Ро milosti bzi i welkix moskowskix cudotworcow Petra i Aleksia Jonы». У Карского, «Славяно Кирил. Палеография ». Ленинград 1928 г. приведена надпись попа Гаврила 1456 г. греческими буквами. Стр. 252 (3).
Переписавший «Лебедь с перьем» Иоанникия Голятовского (стр. 518) скрыл свое имя тщательно и ключа к расшифровке не дал: «Преведеся лета АХПЕ. Преведшего имя и прослытие от Б начинаемо в числе АФГ слагаемо».
В статье «Православного Собеседника» т. I, 1862 г. без имени автора, «Списывание книг в древние времена России» приведены и еще образцы писанные простой литореей, по системе почти подобной нами рассмотренной. К сожалению, неполностию помещен в ней образчик подписи по несколько иной системе, найденный в одной из рукописей Румянцевского Музея: «Аще хощеши уведати господина книги сея и ты положи слово двусотное и осмое и первое к сим же двадесятое и пятидесятое и осмое...». Имя обреталось простым сосчитыванием букв по порядку их расположения.
Автор статьи пишет: «Простая литорея составлялась посредством ходящей и ныне в школах и простом народе, так называемой тара-барской азбуки (образцы можно найти в «Описании рукописей Румянцевского Музея» стр. 232) или из букв, принимаемых как цифры, писанных рядом, так что две или три буквы (по усмотрению писца) должны были складываться и соответствующая сумме их буква принималась тоже в алфавитном своем употреблении; буквы же, которые не употребляются как численные знаки, должны были отвечать сами за себя. Например:
М м нн г в м м м лв в м л б л к м л к к с с оуоу л к ъ с р м л л к д д ю вечная память.
М м — 40 + 40 = 80 = П, Нн — 50 + 50 = 100 = Р, Г в = 3 + 2 = 5 = Е, М м — 40 + 40 = 80 = П, М л 40 + 30 = 70 = О, В в — 2 + 2
— 4 = Д, М л—40 + 30 = 70 = О, Б не имеет числового значения, Л к --30 + 20 = 50 = Н, М л—40 + 30 - 70 = О, К к — 20 + 20 = 40
— М, С с — 200 + 200 = 400 = у. Обозначение оуоу — титловано. Л к — 30 + 20 = 50 = Н. Ъ в своем значении, С р —200 + 100 = 300
— Т, М л — 40 + 30 = 70 — О, Л к — 30 + 20 = 50= Н, Д д — 4 + 4 = 8 = И и, наконец, Ю в собственном значении.
Смысл этой надписи: «Преподобному отцу Нътонию (Антонию) вечная память». Любопытно, что только часть надписи зашифирована. «Вечная память» остается без перевода на литорею, вероятно, как богослужебное выражение, которого трогать игрой нельзя.
В той же статье даны и образцы литореи «мудрой», трудно передаваемой и сложной: ряды точек и кружков вперемежку с черточками передают фразу: «сию светую книгу писал многогрешнии непотребный раб божии михаило дмитреев сын крабов прочии работали о господе ихже имена единому богу сведущу а потписал сю книгу аз михаило крабов своею рукою лета сем тысечь сто четыредесет осмого году марта во вторый день». 7148 год от сотворения мира по нашему счислению 1640.
Вот еще образец арифметических упражнений увлекшегося простой литореей грамотея:
«Сеже кто хощет оуведети имя преведшего лаодикийское послание:
Дващи четыре со единем 9 — Ф
И дващи два с единем 5 — Е
Семьдесятья по десяти и десятья
по десяти (700+100) =800 — О
Царь и дващидва 4 — Д
И шестья по десяти с единою
по десяти 70 — О
Десятья по пяти и пятья по
десятьи ер скончавает 100 — РЪ
всем имени числов седмерица: царь и три плоти и три души. От роду же прозывается:
Десять и дващи по пятидесяти 10х(2х50) 1000 — X
Девятья по десяти и дващи по пяти 100 — Р
Дващи три с двема 8 — И
Десятья по десяти и девятья по девятьи и дващи девять с
единым 100+81+18+1 200 — С
Трищи два с двема 6+2 8 — И
Четырежды попяти, таж четырежды по пяти с единою десятью
съвершает ером 20+20+10 50 — НЪ
четыре столпы и четыре приклады. От действа же:
Трищи с единем 4 — Д
И дващи четыре 8 — И
И един 1 — А
Трищи пять и дважды два с
единем, навершает ером 15+4+1 20 — КЪ
Две плоти и две души. Самодержец, в ино время и оживление творит.
Имя составителя сложной и нарочито усложненной писавшим загадки — Феодор, фамилия — Хрисин и звание его или занятие — «действо» — дьяк. Феодор запутывает свое изложение добавлением ненужных формул. Твердый знак у него определен как царь, в его формуле «самодержец», в ино время и оживление имеющий, т е. звучный.
Некий Агафоник, писавший послание о грамматике своему духовному отцу Иакову, подписался с нарочитой ученой запутанностью. Он также употреблял простую литорею, но прячет правильную расстановку букв в их порядке за собственной выдумкой.
«Грешный две единицы сразделяющею
трищи по единожды т. е. 1 — 3 — 1 АГА
И девятирица женского рода 9 Θ
И одержательное свойство имущая единственного числа справым падежем счетавшаяся восьмидесятирицею (Вероятно, от 80 «содержится» 10) 70 — О
Такоже по сих восполнениих все сложества в совокуплении едином: господственное прият честный мужеский род собственным именем по осмочастному разумению
пятижды по десятью 50 — Н
Сповиновательною сугубою четверицею 4x2=8 — И
И десятищи сугубая сповиновательным 10x2=20 — К
Это исчисление нарочито пересыпано грамматическими термиминами, названиями падежей и родов. Агафоник выкладывает своему учителю полученные им знания грамматики и арифметики в своей запутанной подписи.
В 18 веке митрополит Стефан Яворский предпосылает своей книге «Знамения пришествия антихристова и кончины века» предисловие, изложенное виршами. Он вкрапливает в него свой титул и имя методом червленых словес и уже без литореи. Запутанный метод уступает место простейшему способу криптографии, доступной к расшифрованию, благодаря ясному отличию нужных для прочтения букв всякому. Вирши его уже с большей или меньшей удачей рифмованы и на это уходит, главным образом его старание. Помещение червленых словес в тексте — простое и наивное отвлечение, без которого уже в его времена можно обойтись.
Таковы фигуры и формы русской старой криптографии, основывавшейся главным образом на науке простой литореи. В составлении фраз проявлялись разные степени устремлений, одаренности и фантазии. Акулина и Агафоник блещут знанием грамматики и цыфирного разумения: они представляют сухую науку риторства и счисления, оправленную в свойственную каждому рамку заученных терминов. Иринарх скромнее их. Правда, жил он ранее их, во времена меньшего развития школьной премудости и потому он не так витийственен в своем надписании. Его писание более характерно для первоначальных шагов науки литореи, зародившейся несомненно у кого то из настоящих книголюбов, искавших художественного изображения книги. Евстратий — душа поэтическая, стремится оживить буквы и цыфры вольной выдумкой изображения воинства. Стефан Яворский прячет свое имя в веселые вирши, пользуясь самым упрощенным способом, никакой загадки не дающим. Резвая сложность литореи к его времени исчезает, проходит, как детская болезнь, как устаревшая наивная игра. И из безобидной забавы умы сухие и практические создали шифры, служащие целям всегда недобрым и небезкорыстным (4).