ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЯ, К КОТОРЫМ НЕ ПРИСЛУШАЛИСЬ

ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕННЕЙШИЙ ИОАНН МИТРОПОЛИТ САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ И ЛАДОЖСКИЙ. РУССКАЯ СИМФОНИЯ. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

"КАК БЫ НИ БЫЛА громадна власть государственная, она утверждается ни на чем ином, как на единстве духовного само­сознания между народом и правительством, на вере народной: власть подкапывается с той минуты, как начинается раздвоение этого, на вере основанного сознания", — писал Константин Пет­рович Победоносцев, предупреждая общество о возможных страшных последствиях "расцерковления" русского самосозна­ния (4). — "На правде основана всякая власть, и поелику правда имеет своим источником и основанием Всевышнего Бога и закон Его, в душе и совести каждого естественно написанный, — то и оправдывается в своем глубоком смысле слово:  несть власть,   аще    не   от   Бога..." (Рим. 13:1).

Знаменитый обер-прокурор Святейшего Синода, пользовав­шийся полным доверием и поддержкой монарха, Победоносцев приложил немало сил, чтобы остановить сползание России в пропасть. "Великое и страшное дело — власть, — пытался втолко­вать он осуетившемуся обществу, — потому что это дело свя­щенное... Власть — не для себя существует, но ради Бога, и есть с л у ж е н и е, на которое обречен человек. Отсюда и безграничная, страшная сила власти, и безграничная, страшная тягота ее (5).

Неспособная понять высоту и важность предлагавшегося ей поучения, "либеральная общественность" возненавидела Победо­носцева, клеймя его "реакционером" и "мракобесом". "В каком невежестве и в какой дикости ума растет и развивается эта масса недоучек или пролетариев науки, — сокрушался он, — воспитан­ная на статьях либеральных газет, на нелепых прокламациях, на подпольных памфлетах, на слухах и сплетнях, из уст в уста передающихся...".

Не желая отступать перед чернью, Победоносцев сражался за Россию до конца. " Мне ставится в вину дело, — писал он Николаю II, — которое я считаю в нынешнее время самым важным и нужным для России делом, — ибо в народе вся сила государства, и уберечь народ от невежества, от дикости нравов, от разврата, от гибельной заразы нелепых возмутительных учений — можно только посредством Церкви..." (6).

В своей борьбе Константин Петрович не был одинок, но — мало, ох, мало было у него соратников. Одним из них — выдаю­щимся во всех отношениях — стал Лев Александрович Тихо­миров.

Участник заговора против Александра И, террорист, извест­ный в подполье под кличкой "Тигрыч", приятель Желябова, Лав­рова и Плеханова, без пяти минут жених Софьи Перовской, беглец, эмигрировавший из России, спасаясь от полиции, — он неожиданно раскаялся, был прощен Александром III и, вернув­шись на родину, превратился в крупнейшего теоретика монар­хизма, редактора самой монархической газеты России — "Мос­ковских ведомостей", советника Столыпина.

"Вопрос сегодня стоит так: возрождение или гибель", — писал Тихомиров, предупреждая общество о существовании могущест­венных сил, заинтересованных в разрушении России. "Еще в 1879—1881 годах, — говорил он, — я, переживая жизнь заговорщика, почувствовал, что мы все..., воображая делать все по-свое­му, действуем, однако, словно пешки... в виду достижения цели не нашей, а какой-то нам неизвестной... Я уже давно не мог отрешиться от ощущения какой-то всесильной руки, нами дви­гающей..." (7).

Осознание спасительной роли Церкви пришло к Тихомирову позже, "впоследствии, когда мой хаос мыслей начал улегаться, и я действительно... отрекся от старых нелепых идеалов, стал христианином, понял цели жизни личной, а потому и социаль­ной..." (8). С этого момента бывший народоволец-террорист пре­вратился в православного патриота, национально мыслящего приверженца традиционного российского самодержавия. До са­мой смерти (он умер в 1923 году, пережив кошмар революции и гражданскую войну) не перестал Тихомиров утверждать, что русский идеал требует "не разрушать общество, а хранить его и улучшать, вести по возможности к совершенству", что такое со­вершенство — "не разделение, а союз: союз людей с Богом, Государства с Церковью и братский союз людей между собой".

В последние десятилетия перед революцией немногие уже понимали это во всей полноте и определенности. "Молиться надо! — писал в 1901 году русский духовный писатель Сергей Алек­сандрович Нилус. — Что-то грозное, стихийное, как тяжелые свинцовые тучи, навалилось непомерною тяжестью над некогда светлым горизонтом Православной России. Не раз омрачался он: тысячелетняя жизнь нашей родины не могла пройти без бурь и волнений в области духа, но корабль Православия, водимый Духом Святым среди ярившихся косматых волн, смело и уверен­но нес Россию к цели ее, намеченной в Предвечном Совете...

Бог избрал возвеличенную Им Россию принять и до скончания веков блюсти Православие — истинную веру, принесенную на землю для спасения нашего Господом Иисусом Христом. Мановением Бо­жественной Десницы окрепла Православная Русь на диво и страх врагам бывшим, настоящим и... будущим, но только при одном непременном условии — соблюдении в чистоте и святости своей веры.

С непонятной жаждой новизны стремились мы вступить в XX век. Точно некая незримая сила толкала нас разорвать нео­бузданным порывом цепи, связующие наше настоящее со всеми заветами прошлого... Наши первые шаги на пути нового столе­тия ознаменовались ярко и резко выраженными стремлениями сбросить с себя ярмо устоев нашей духовной жизни , и в безумии своем мы первый удар нанесли под самое сердце свое — в наше Православие" (9).

Плоды не заставили себя долго ждать: через шестнадцать лет после написания этих строк Россия рухнула в бездну.