Я сказал, что нам не удастся создать христианского общества до тех пор, пока большинство из нас не станут христианами. Это, конечно, не значит, что мы можем отказаться от преобразований общества вплоть до какой-то воображаемой даты. Напротив, надо бы взяться за два дела сразу. Первое - мы должны искать все возможные пути, чтобы применять золотое правило в современном обществе; и второе - мы сами должны стать такими людьми, которые действительно будут применять это правило, если увидят, как это делается. А сейчас я хочу начать разговор о том, что такое «хороший человек» в христианском понимании.
Прежде чем перейти к деталям, я хотел бы остановиться на двух пунктах более общего характера.
Во-первых, христианская мораль называет себя орудием, инструментом, который способен наладить человеческую машину, и я думаю, вам интересно узнать, есть ли что-нибудь общее у христианства с психоанализом, который как будто бы предназначен для той же цели. Тут нам придется установить четкое разграничение между двумя вопросами: между существующими медицинскими теориями и техникой психоанализа, с одной стороны, и общим философским взглядом на мир, который Фрейд и другие связывали с психоанализом, - с другой. Философия Фрейда прямо противоречит христианству и философии еще одного великого психолога, Юнга. Когда Фрейд говорит о том, как лечить неврозы, он - специалист в своей области. Когда он переходит к вопросам философии, то превращается в любителя. Поэтому есть все основания прислушиваться к нему в первом случае, но не во втором. Именно так я и поступаю, и тем увереннее, что убедился: когда Фрейд оставляет свою тему и принимается за другую, которая мне знакома (я имею в виду языкознание), то проявляет крайнее невежество. Однако сам психоанализ, независимо от всех философских обоснований и выводов, которые делают из него Фрейд и его последователи, ни в какой мере не противоречит христианству. Его методика перекликается с христианской моралью во многом. Поэтому будет неплохо, если каждый проповедник хоть как-то познакомится с психоанализом. Но надо при этом помнить, что психоанализ и христианская мораль не идут рука об руку от начала и до конца, ибо цели у них разные.
Когда человек делает нравственный выбор, происходят два процесса. Первый - сам акт выбора. Второй - разные чувства, импульсы и тому подобное, зависящие от психологической установки, как бы сырье, из которого лепится решение. Существуют два вида такого сырья. В основе первого лежат чувства, которые мы называем нормальными, поскольку они типичны для всех. Второй определяется набором более или менее неестественных чувств, вызванных какими-то отклонениями от нормы на уровне подсознания.
Страх перед теми или иными вещами, которые действительно опасны, будет примером первого вида; безрассудный страх перед котами или пауками - примером второго. Стремление мужчины к женщине относится к первому виду; извращенное стремление одного мужчины к другому - ко второму. Что же делает психоанализ? Он старается избавить человека от противоестественных чувств, чтобы предоставить ему в момент выбора более доброкачественное сырье. Мораль же имеет дело с самим актом выбора.
Давайте рассмотрим это на примере. Представьте себе, что трое мужчин отправляются на войну. Один из них испытывает естественный страх перед опасностью, свойственный каждому нормальному человеку, но подавляет этот страх с помощью нравственных усилий и становится храбрецом. Теперь предположим, что двое других из-за отклонений в подсознании страдают преувеличенным страхом, победить который не дано никаким нравственным усилиям. Представим, что в военное подразделение, где они служат, приезжает психоаналитик, исцеляет их от противоестественного страха, и теперь эти двое ничем не отличаются от первого, нормального мужчины. Психологические проблемы разрешены. Однако тут-то возникает проблема нравственная. Почему? Да потому, что теперь, когда оба они излечились, они могут избрать совершенно разные линии поведения. Первый из них может сказать: «Слава Богу, я избавился от этого идиотского страха. Теперь я могу делать то, к чему всегда стремился, - исполнять свой долг перед Родиной».
Однако другой может рассудить иначе: «Ну что ж, я очень рад, что сейчас я сравнительно спокоен под пулями. Но это, конечно, не меняет моего намерения. Чем лезть в пекло самому, дам-ка кому-нибудь другому, если представится возможность, принять огонь на себя. Вот и хорошо! Теперь я смогу уберечь себя, не привлекая внимания».
Разница - чисто моральная, психоанализ тут бессилен. Как бы вы ни улучшали исходное сырье, вы все-таки столкнетесь со свободным выбором, который в конечном счете продиктован тем, на какое место вы ставите свои интересы - на первое или на последнее. Именно нашим свободным выбором - и только им - определяется мораль.
Плохой психологический материал - не грех, а болезнь. Тут нужно не покаяние, а лечение. Это, между прочим, очень важно понимать. Люди судят друг о друге по внешним проявлениям. Бог судит нас на основе того морального выбора, который мы делаем. Когда психически больной человек, испытывающий патологический страх перед кошкой, движимый жалостью, заставляет себя подобрать котенка, вполне возможно, что в глазах Бога он проявляет больше мужества, чем здоровый человек, награжденный медалью за храбрость в сражении. Когда человек, крайне испорченный с детства и привыкший думать, что жестокость - это достоинство, проявляет хоть немножечко доброты или воздерживается от жестокого поступка, рискуя быть осмеянным, он, быть может, делает больше, чем сделали бы мы с вами, пожертвовав жизнью ради друга.
К тому же самому можно подойти и с другой стороны. Многие из нас вроде бы очень милые, славные люди, а на самом деле приносят лишь незначительную часть той пользы, которую могли бы принести с такой хорошей наследственностью и при таком воспитании. Поэтому они хуже, чем те, кого сами считают злодеями. Знаем ли мы, как бы мы себя повели, если бы у нас были психологические комплексы, и плохое воспитание, и, сверх всего, власть, ну, скажем, Гиммлера? Вот почему христианам сказано: не судите. Мы видим только плоды, которые получились из сырья, когда человек выбрал. Бог судит не за качество сырья, а за то, как он его использует. Большая часть психологических свойств зависит от физиологии, но когда тело отмирает, остается лишь нетленный, истинный человек, который выбирал и теперь несет ответственность за то, как использовал он сырье. Добродетельные поступки, которые мы считали проявлением наших собственных достоинств, были, оказывается, плодами хорошего пищеварения, и они не зачтутся нам; не зачтется и другим многое плохое, что совершали они из-за различных комплексов или плохого здоровья. Тогда, наконец, мы впервые увидим каждого таким, какой он есть. Нас ожидает немало сюрпризов.
Все это ведет ко второму пункту. Люди часто думают о христианской морали как о сделке. Бог говорит: «Если вы выполните столько-то правил, я награжу вас. А если вы не будете их соблюдать, то поступлю с вами иначе». Я не думаю, что это самое лучшее толкование христианской морали. Скорее, делая выбор, вы чуть-чуть преобразуете основную, истинную часть самого себя, ту часть, которая ответственна за выбор, во что-то новое. Если взять всю вашу жизнь, со всеми бесчисленными выборами, то окажется, что вы медленно обращали эту главную часть либо в небесное, либо в адское существо; либо в такое, которое пребывает в гармонии с Богом, с другими, себе подобными созданиями, и с самим собой, либо в иное, пребывающее и с Богом, и с себе подобными, и с собою - в состоянии войны. Относиться к первой категории - значит быть на небе, то есть вкушать радость и мир, обретать знание и силу. Быть же существом другой категории, второй, - значит терзаться безумием и страхом, страдать от гнева, бессилия, вечного одиночества. Каждый из нас в каждый миг своей жизни движется либо в том, либо в другом направлении.
Так объясняется одна особенность, которая постоянно озадачивала меня у христианских авторов: то они кажутся крайне строгими, то - чересчур снисходительными, либеральными. Они говорят о грешных мыслях с невероятной серьезностью; а затем, перейдя к самым страшным убийцам и предателям, вдруг скажут: стоит им только раскаяться, и они получат прощение. Позднее я понял, что они правы. Ведь они думают о той зарубке, которую оставляет каждый наш поступок на крошечной, но главной части человеческого «я»; никто в этой жизни его не видит, но все мы будем им терзаться или, наоборот, радоваться ему вечно. Один человек занимает такое положение, что его гнев приведет к кровопролитию и гибели тысяч; другой - такое, что, каким бы гневом он ни пылал, над ним будут только смеяться. Однако маленькая зарубка на внутреннем «я» может быть одинаковой у обоих. Каждый из них причинил себе вред, и если он не покается, то в следующий раз ему будет еще труднее противиться искушению гнева, гнев его будет все яростнее. Однако если каждый из них всерьез, по-настоящему обратится к Богу, то сумеет выпрямить вывих, который исказил его внутреннее «я»; и каждый из них обречен, если этого не сделает. Масштабы поступка, как они видятся со стороны, роли не играют.
И еще одно, последнее. Помните, я говорил, что правильное направление ведет не только к миру, но и к знанию? По мере того как человек становится лучше, он яснее видит то зло, которое еще остается в нем; становясь же хуже, меньше замечает его в себе. Умеренно плохой человек знает, что он не очень хорош, тогда как человек, насквозь испорченный, полагает, что с ним все в порядке. О том, что это так, говорит нам здравый смысл. Вы понимаете, что значит спать, когда бодрствуете, а не когда спите. Вы заметите арифметические ошибки, когда голова ваша работает четко и ясно; делая ошибки, вы их не замечаете. Вы можете понять природу опьянения только трезвым, а не когда пьяны. Хорошие люди знают и о добре, и о зле; плохие не знают ни о том, ни о другом.