Об истинном и ложном смиренномудрии

Святитель Игнатий Брянчанинов, епископ Кавказский и Черноморский. Книга первая. Аскетические опыты

Никтоже вас да прельщает изболенным ему смиренномудрием (Кол. 2:18), сказал святой апо­стол Павел.

Истинное смиренномудрие состоит в послу­шании и последовании Христу (Флп. 2: 5—8).

Истинное смиренномудрие — духовный ра­зум. Оно — дар Божий; оно — действие Боже­ственной благодати в уме и сердце человека.

Может быть и произвольное смиренномудрие: его сочиняет для себя душа тщеславная, душа обольщенная и обманутая лжеучением, душа, льстящая самой себе, душа, ищущая лести от мира, душа, всецело устремившаяся к земному преуспеянию и к земным наслаждениям, душа, забывшая о вечности, о Боге.

Произвольное, собственного сочинения сми­ренномудрие состоит из бесчисленных разнооб­разных ухищрений, которыми человеческая гор­дость старается уловить славу смиренномудрия от слепотствующего мира, от мира, любящего свое, от мира, превозносящего порок, когда по­рок облечен в личину добродетели, от мира, не­навидящего добродетель, когда добродетель предстоит взорам его в святой простоте своей, в святой и твердой покорности Евангелию.

Ничто так не враждебно смирению Христо­ву, как смиренномудрие своевольное, отвергшее иго послушания Христу и под покровом лице­мерного служения Богу святотатственно служа­щее сатане.

Если мы будем непрестанно смотреть на грех свой, если будем стараться о том, чтобы усмот­реть его подробно, то не найдем в себе никакой добродетели, не найдем и смиренномудрия.

Истинным смирением прикрывается истин­ная, святая добродетель: так закрывает целомуд­ренная дева покрывалом красоту свою; так закры­вается Святая Святых завесою от взоров народа.

Истинное смиренномудрие — характер еван­гельский, нрав евангельский, образ мыслей еван­гельский.

Истинное смирение — Божественное таин­ство: оно недоступно для  постижения человечес­кого. Будучи высочайшею премудростью, оно представляется буйством для плотского разума.

Божественное таинство смирения открывает Господь Иисус верному ученику Своему, непрестанно приседящему у ног Его и внимающему Его животворящим глаголам. И открытое, оно пребывает сокровенным: оно неизъяснимо сло­вом и языком земным. Оно для плотского разу­ма непостижимо; непостижимо постигается ра­зумом духовным, и постиженное, пребывает не­постижимым.

Смирение — жизнь небесная на земле.

Благодатное, дивное видение величия Божия и бесчисленных благодеяний Божиих человеку, благодатное познание Искупителя, последование Ему с самоотвержением, видение погибельной бездны, в которую ниспал род человеческий, — вот невидимые признаки смирения, вот перво­начальные чертоги этой духовной палаты, создан­ной Богочеловеком.

Смирение не видит себя смиренным. Напро­тив того, оно видит в себе множество гордости. Оно заботится о том, чтобы отыскать все ее вет­ви; отыскивая их, усматривает, что и еще надо искать очень много.

Преподобный Макарий Египетский, наречен­ный Церковью Великим за превосходство своих добродетелей, особливо за глубокое смирение, отец знаменоносный и духоносный, сказал в сво­их возвышенных, святых, таинственных беседах, что самый чистый и совершенный человек имеет в себе нечто гордое (Беседа 7, гл. 4). Этот угод­ник Божий достиг высшей степени христианс­кого совершенства, жил во времена, обильные святыми, видел величайшего из святых иноков, Антония Великого, — и сказал, что он не видел ни одного человека, который бы вполне и в точ­ном смысле слова мог быть назван совершенным (Беседа 8, гл. 5).

Ложное смирение видит себя смиренным: смешно и жалостно утешается этим обманчи­вым, душепагубным зрелищем.

Сатана принимает образ светлого Ангела; его апостолы принимают образ апостолов Христо­вых (2 Кор. 9:13—15); его учение принимает вид учения Христова; состояния, производимые его обольщениями, принимают вид состояний ду­ховных, благодатных: гордость его и тщеславие, производимые ими самообольщение и прелесть принимают вид смирения Христова.

Ах! куда скрываются от несчастных мечтатет лей, от мечтателей, бедственно-довольных собою, своими состояниями самообольщения, от меч­тателей, думающих наслаждаться и блаженство­вать, куда скрываются от них слова Спасителя: Блаженны плачущии ныне, блаженны алчущии ныне, и горе вам, насыщении ныне, горе вам смеющимся ныне (Лк. 6: 21, 25)?

Посмотри попристальнее, посмотри бесприс­трастно на душу твою, возлюбленнейший брат! Не вернее ли для нее покаяние, чем наслаждение? не вернее ли для нее плакать на земле, в этой юдоли горестей, назначенной именно для плача, нежели сочинять для себя безвременные, обольститель­ные, нелепые, пагубные наслаждения?

Покаяние и плач о грехах доставляют вечное блаженство: это известно, это достоверно, это возвышено Господом. Почему же тебе не погру­зиться в эти святые состояния, не пребывать в них, а сочинять себе наслаждения, насыщаться ими, удовлетворяться ими, ими истреблять в себе блаженную алчбу и жажду правды Божией, бла­женную и спасительную печаль о грехах твоих и о греховности.

Алчба и жажда правды Божией — свидетели нищеты духа, плач — выражение смирения, его голос. Отсутствие плача, насыщение самим собою и наслаждение своим мнимо духовным состоя­нием обличают гордость сердца.

Убойся, чтобы за пустое, обольстительное на­слаждение не наследовать вечного горя, обещан­ного Богом для  насыщенных ныне самовольно, в противность воле Божией.

Тщеславие и чада его — ложные наслаждения духовные, действующие в душе, не проникнутой покаянием, созидают призрак смирения. Этим призраком заменяется для души истинное сми­рение. Призрак истины, заняв собою храмину души, заграждает для самой Истины все входы в душевную храмину.

Увы, душа моя, Богозданный храм истины! — приняв в себя призрак истины, поклонившись лжи вместо Истины, ты соделываешься капи­щем!

В капище водружен идол: мнение смирения. Мнение смирения — ужаснейший вид гордо­сти. С трудом изгоняется гордость, когда человек и признает ее гордостью; но как он изгонит ее, когда она кажется ему его смирением?

В этом капище горестная мерзость запусте­ния! В этом капище разливается фимиам кумирослужения, воспеваются песнопения, которы­ми увеселяется ад. Там помыслы и чувства душев­ные вкушают воспрещенную снедь идоложертвенную, упиваются вином, смешанным с отра­вою смертоносною. Капище, жилище идолов и всякой нечистоты, недоступно не только для Бо­жественной благодати, для дарования духовно­го, — недоступно ни для какой истинной добро­детели, ни для  какой евангельской заповеди.

Ложное смирение так ослепляет человека, что вынуждает его не только думать о себе, намекать другим, что он смирен, но открыто гово­рить это, громко проповедовать (Подражание, книга 3, гл. 2).

Жестоко насмехается над нами ложь, когда, обманутые ею, мы признаем ее за истину.

Благодатное смирение невидимо, как неви­дим податель его Бог. Оно закрыто молчанием, простотою, искренностью, непринужденностью, свободою.

Ложное смирение — всегда с сочиненною на-ружностию: ею оно себя публикует.

Ложное смирение любит сцены: ими оно об­манывает и обманывается. Смирение Христово облечено в хитон и ризу (Ин. 19:24), в одежду самую безыскусственную: покровенное этою одеждою, оно не узнается и не примечается че­ловеками.

Смирение — залог в сердце, святое, безымен­ное сердечное свойство, Божественный навык, рождающийся неприметным образом в душе от исполнения евангельских заповедей (прп. авва Дорофей, Поучение 2).

Действие смирения можно уподобить дей­ствию страсти сребролюбия. Зараженный неду­гом веры и любви к тленным сокровищам чем более накопляет их, тем делается к ним жаднее и ненасытнее. Чем он более богатеет, тем для себя самого представляется беднее, недостаточнее. Так и водимый смирением чем более богатеет добродетелями и духовными дарованиями, тем делается скуднее, ничтожнее пред собственны­ми взорами.

Это естественно. Когда человек не вкусил еще высшего добра, тогда собственное его добро, ос­кверненное грехом, имеет пред ним цену. Когда же он причастится добра Божественного, духов­ного, тогда без цены пред ним его добро собствен­ное, соединенное, перемешанное со злом.

Дорог для нищего мешец медниц, собранных им в продолжительное время с трудом и утомле­нием. Богач неожиданно высыпал в его недра несметное число чистых червонцев, и нищий кинул с презрением мешец с медницами, как бремя, только тяготящее его.

Праведный, многострадальный Иов по претерпении лютых искушений сподобился Боговидения. Тогда он сказал Богу во вдохновенной молит­ве: Слухом убо уха слышах Тя первее, ныне же око мое виде Тя. Какой же плод прозяб в душе пра­ведника от Боговидения? Тем же, продолжает и заключает Иов свою молитву, укорих себе сам, и истаях; и мню себе землю и пепел (Иов. 42:5—6).

Хочешь ли стяжать смирение? — Исполняй евангельские заповеди: вместе с ними будет вселяться в сердце твое, усваиваться ему, святое смирение, то есть свойства Господа нашего Иису­са Христа.

Начало смирения — нищета духа, средина преуспеяния в нем — превысший всякого ума и постижения мир Христов, конец и совершен­ство — любовь Христова.

Смирение никогда не гневается, не человекоугодничает, не предается печали, ничего не стра­шится.

Может ли предаться печали тот, кто заблагов­ременно признал себя достойным всякой скорби?

Может ли устрашиться бедствий тот, кто заб­лаговременно обрек себя на скорби, кто смот­рит на них, как на средство своего спасения?

Возлюбили угодники Божии слова благоразум­ного разбойника, который был распят близ Гос­пода. Они при скорбях своих обыкли говорить: Достойное по делам нашим восприемлем; помяни нас, Господи во царствии Твоем (Лк. 23:41—42). Всякую скорбь они встречают признанием, что они достойны ее (прп. авва Дорофей, Поучение 2).

Святой мир входит в сердца их за словами смирения! он приносит чашу духовного утеше­ния и к одру болящего, и в темницу к заключен­ному в ней, и к гонимому человеками, и к гони­мому бесами.

Чаша утешения приносится рукою смирения и распятому на кресте; мир может принести ему только оцет с желчию смешан (Мф. 27:34).

Смиренный неспособен иметь злобу и нена­висть: он не имеет врагов. Если кто из человеков причиняет ему обиды — он видит в этом челове­ке орудие правосудия или промысла Божия.

Смиренный предает себя всецело воле Божией.

Смиренный живет не своею собственною жизнью, но Богом.

Смиренный чужд самонадеянности, и пото­му он непрестанно ищет помощи Божией, не­престанно пребывает в молитве.

Ветвь плодоносная нагибается к земле, при­гнетаемая множеством и тяжестью плодов сво­их. Ветвь бесплодная растет к верху, умножая свои бесплодные побеги.

 Душа, богатая евангельскими добродетелями, глубже и глубже погружается в смирение, и в глу­бинах этого моря находит драгоценные перлы: дары Духа.

Гордость — верный знак пустого человека, раба страстей, знак души, к которой учение Хри­стово не нашло никакого доступа.

Не суди о человеке по наружности его; по наружности не заключай о нем, что он горд или сми­рен. Не судите на лица, но от плод их познаете их (Ин. 7: 24, Мф. 7:16). Господь велел познавать людей из действий их, из поведения, из послед­ствий, которые вытекают из их действий.

Вем аз гордость твою и злобу сердца твоего (1 Цар. 17:21), говорил Давиду ближний его; но Бог засвидетельствовал о Давиде: обретох Дави­да раба Моего, елеем святым Моим помазах его (Пс. 88:21). Не тако зрит человек, яко зрит Бог. Яко человек зрит на лице, Бог же зрит на сердце (1 Цар. 16:7).

Слепые судьи часто признают смиренным лицемера и низкого человекоугодника: он — без­дна тщеславия.

Напротив того, для этих невежественных су­дей представляется гордым не ищущий похвал и наград от человеков и потому не пресмыкаю­щийся пред человеками, а он — истинный слуга Божий; он ощутил славу Божию, открывающу­юся одним смиренным, ощутил смрад славы че­ловеческой и отвратил от нее и очи, и обоняние души своей.

Что значит веровать? — спросили одного ве­ликого угодника Божия. Он отвечал: «Веровать — значит пребывать в смирении и милости» (Ал­фавитный Патерик. Об авве Пимене Великом).

Смирение надеется на Бога — не на себя и не на человеков, и потому оно в поведении своем просто, прямо, твердо, величественно. Слепотствующие сыны мира называют это гордостью.

Смирение не дает никакой цены земным бла­гам, в очах его велик — Бог, велико — Евангелие. Оно стремится к ним, не удостаивая тление и суету ни внимания, ни взора. Святую хладность к тлению и суетности сыны тления, служители суетности называют гордостью.

Есть святой поклон от смирения, от уважения к ближнему, от уважения к образу Божию, от уважения ко Христу в ближнем. И есть поклон порочный, поклон корыстный, поклон человекоугодливый и вместе человеконенавистный, по­клон богопротивный и богомерзкий: его просил сатана у Богочеловека, предлагая за него все цар­ствия мира и славу их (Лк. 4:7).

Сколько и ныне поклоняющихся для получе­ния земных преимуществ! Те, которым они по­клоняются, похваляют их смирение.

Будь внимателен, наблюдай: поклоняющийся тебе покланяется ли из уважения к человеку, из чувства любви и смирения? или же его поклон только потешает твою гордость, выманивает у тебя какую-нибудь выгоду временную?

Великий земли! вглядись: пред тобою пресмы­каются тщеславие, лесть, подлость! Они, когда до­стигнут своей цели, над тобой же будут насмехаться, предадут тебя при первом случае. Щедрот тво­их никогда не изливай на тщеславного: тщеслав­ный сколько низок пред высшим себя, столько нагл, дерзок, бесчеловечен с низшими себя (Ле­ствица, Слово 22, гл. 22). Ты познаешь тщеславно­го по особенной способности его к лести, к услуж­ливости, ко лжи, ко всему подлому и низкому.

Пилат обиделся Христовым молчанием, кото­рое ему показалось гордым. Мне ли, сказал он, не отвечаешь? или не знаешь, что имею власть отпустить Тебя и власть распять Тебя? (Ин. 19:10). Господь объяснил свое молчание явлени­ем воли Божией, которой Пилат, думавший дей­ствовать самостоятельно, был только слепым ору­дием. Пилат от собственной гордости был неспо­собен понять, что ему предстояло всесовершенное смирение: вочеловечившийся Бог.

Высокая душа, душа с надеждою небесною, с презрением к тленным благам мира неспособна к мелкой человекоугодливости и низкопоклонности. Ошибочно называешь ты эту душу гордою, потому что она не удовлетворяет требование страстей твоих. Аман! Почти благословенную, богоугодную гордость Мардохея! Эта, в очах тво­их, гордость — святое смирение.161

Смирение — учение евангельское, евангельс­кая добродетель, таинственная одежда Христова, таинственная сила Христова. Облеченный в смирение Бог явился человекам, и кто из челове­ков облечется во смирение, соделывается Бого­подобным (святой Исаак Сирский, Слово 33).

Аще кто хощет по Мне ити, возвещает свя­тое Смирение, да отвержется себе и возмет крест свой, и по Мне грядет (Мф. 16:2). Иначе невозможно быть учеником и последователем Того, Кто смирился до смерти, до смерти крест­ной. Он воссел одесную Отца. Он Новый Адам, Родоначальник святого племени избранных. Вера в Него вписывает в число избранных; избрание приемлется святым смирением, запечатлевает­ся святою любовию. Аминь.