Не могла изолировать себя от влияния еретических течений, проникающих с Востока и Запада, и православная Россия. «С XI столетия живет в русском новокрещенном народе еретическое предание,— говорит проф. А. Карташев, — а под 1004 и 1123 годом Никоновская летопись сообщает о заточении инока Адриана и злого еретика Дмитра...» Это были заимствованные из Византии и балканских славянских стран давнишние еретики-богомилы, проникшие в Россию и соблюдшие свое тайное учение вплоть до XVII-XVIII веков, когда они почти открыто превратились в секты хлыстов и скопцов. Об Адриане прямо сообщается, что он был скопец. Это характерно для строгих и последовательных богомилов, секты еврейского происхождения, отрицавшей церковную иерархию и притаившейся под покровом монастырей. Прикрываясь ревностью легального иноческого благочестия, они проповедовали свою дуалистическую доктрину и аскетическую мораль: «От сотворения мира действуют и борются два бога — светлый и темный. Сатанаил вмешался в сотворение человека, и лишь в душе человека осталась светлая точка от Бога. Задача аскезы победить все остальное в мире и в плоти, чтобы спасти светлые точки в Божием творении».
Под 1375 годом отмечена в летописи казнь путем потопления в реке Волхов «развратников христианской веры», названных «стригольники», — расстриги дьякона Никиты и Карпа-цирюльника (парикмахера). Эта секта, питавшаяся внешними недостатками церковной жизни, отрицала реальность священнодействия иерархии, проповедовала спасение вне Церкви и священства. Ведет ли эта секта свое начало от богомильского предания, или отразилось в ней внешнее еретическое влияние — в Россию проникавшая пропаганда с Запада? — на этот вопрос нет точного ответа, но некоторые исследователи сектантства в России отмечают еврейское происхождение Карпа-цирюльника. Обращение архиеп. Новгородского Алексия к Патриарху Вселенскому Нилу и получение от последнего двух увещательных грамот против еретиков-сектантов, и составление пермским святителем Стефаном, по просьбе того же архиеп. Алексия, «Мерила праведного» говорит о том, что эта секта была довольно популярна и заразительна.
Вторым после богомилов тайным обществом в России, уже не восточного, а западного происхождения, была ересь жидовствующих. В 1470 году прибыли в Новгород в свите князя Александра Михайловича Олельковича его лейб-медик еврей Схария и среди чиновников евреи Моисей Хануш и Иосиф Шмойло Скарабей. Это была группа модернистов, представителей свободомыслящей идеологии мирового еврейства. Через них проникли на Русь «болотные огни гуманистического вольномыслия» под еврейским соусом. Ввиду традиционной склонности русского человека к библейским темам и преклонения пред всем иноземным, особенно с Запада идущим, они легко нашли общий язык как в русской книжной среде, так и с представителями русского духовенства. Первенцами еврейской миссии явились протопопы Денис и Алексей, а затем и протопоп Софийского собора Гавриил. Образовался тайный союз жидовствующих, возглавленный дьяком Посольского приказа Феодором Курицыным. За год следы еврейской пропаганды глубоко вонзились в души членов этого кружка. «Протопопы Денис и Алексей обратили в новую веру своих жен и детей» и сами хотели принять обрезание, «но ересеучители удержали их от этого, чтобы для сыска государственного не было осязазательных доказательств». Этот тайный союз носил характер секретного заговора и «сохранил свой конспиративный быт целых десять лет». Секретный, конспиративный характер нового еретического сообщества был отличительной чертой союза жидовствующих. Перекочевав из Новгорода в Москву, он в тайне просуществовал еще семь лет, значительно умножив свои ряды. Следуя за дьяком Посольского приказа (министром иностранных дел) Ф. Курицыным, в его ряды вошли высшие чиновники, дьяки великого князя, купцы и многие книжные люди. Сам Курицын, «человек широкого европейского горизонта», владевший немецким, венгерским, польским и греческим языками, был «мозгом еретичества». Схария, пропаганда которого возымела на русской почве столь неожиданный успех, вынужден был покинуть пределы России, но Курицын выступает перед вел. князем Иоанном III с ходатайством о возвращении Схарии в Россию. Вел. князь разрешил «еврею Захарии-Схарии поселиться в Москве», но Схария не нашел нужным воспользоваться добрым жестом вел. князя и ограничился встречами с московскими послами к крымскому хану.
Проповедь Схарии — при деятельной поддержке Ф. Курицына, бывшего если не учеником, то коллегой и собратом Схарии по принадлежности к европейскому вольнодумству, — началась в России с разговоров о конфликте между Новым и Ветхим Заветом. Затем занялись псевдонаучной ревизией всего старого, астрологией и магией. В высшие круги общества были брошены «бродильные идеи», началось не только отрицание Церкви, но и полное отступничество от христианства с чисто внешним, бытовым— притворным— сохранением верности ему. «Евреев никогда не привлекало полное обращение гоев в иудаизм, — пишет проф. А. Карташев. — Иудейство закрепилось на первобытном, этнически замкнутом, кровном национализме. Еще из эпохи новозаветной нам известна иудейская практика задерживания прозелитов на предварительной ступени «пришельцев врат», верующих третьего разряда, а не «пришельцев правды», удостоенных обрезания. В данном случае пропаганда иудеев, принадлежащих к своему свободомыслящему меньшинству, была главным образом заинтересована в отрицательном результате, в расшатывании русской православной стойкости во имя какого угодно вольномыслия. Это и психологически было более верно рассчитано. Резкая замена христианства только иудейством была бы для русских людей того времени наиболее загадочной и необъяснимой. Теперь же, на фоне европейского перехода от средневекового к новому мировоззрению, широкое свободомыслие наиболее отвечало запросам момента».
Как общество тайное, движение жидовствующих не было массовым; ко второй половине XVI столетия оно вымерло и Стоглавый Собор уже не удостоил даже упоминанием бывшую ересь жидовствующих. Но «бродильные идеи» не вымерли, получив пищу в прокатившейся по Европе волне реформационного движения. Новым выразителем европейского вольномыслия явился ересиарх Феодосий Косой, русский протестант, «взращенный на почве секретно жидовствующего вольномыслия, оживленного заносным протестантизмом». В это время протестантизм шумно процветал в Литве, захватывая и русских. А шведы, в годы тяжких испытаний Смутного времени захватив часть русских владений, с фанатизмом насаждали там лютеранство, помышляя обратить в протестантизм всех русских, оказавшихся под шведской короной. С этой целью был основана в Стокгольме славянская типография, в которой на славянском языке был напечатан катехизис Лютера.
Привлеченный к суду и осужденный, Феодосий Косой бежал в Литву, там подвергся крайним протестантским влияниям, главным образом социниан, и развил свое учение, которое сводится к следующим положениям: «Бог — в строгом смысле един. Пятикнижие Моисея — это "Столповые книги". Иисус Христос не Бог. Церковь — это только сообщество верующих. Все внешнее в ней есть человеческое предание и измышление, подлежащее отвержению. Храм — это кумирница, иконы — идолы, иерархия — лжеучители, идольские жрецы. Со всем этим нужно разорвать. Никаких таинств. Причащение — это простой хлеб и вино. Покаяние — самообман. Надо сокрушить, как идолов, не только иконы, но и кресты. Святым и мощам не поклоняться. Святых отцов не чтить. Посты и монашество отбросить. Все это — человеческое предание. Никого на земле отцами не титуловать, как и запрещено в Евангелии. Все эти предания — человеческое измышление. Все люди, со всеми их разными верами и языками, одинаковые дети у Бога». Эта идея религиозного равенства пред Богом соскальзывает у Косого в социальный радикализм. Без всякого развития и углубления бросает он революционные лозунги: не надо ни властей, ни войн (Карташев).
Во всех этих волнениях и спорах, задевших небольшое передовое меньшинство, народ не участвовал, и единство Церкви не страдало. Духовному монолиту русского народа и единству Церкви наносится удар жестокой церковной междуусобицей — русским расколом, разбившимся на многие толки и подорвавшим внутреннюю силу народа, духовный авторитет иерархии и влияние Церкви на народ. В это время иноземное влияние попадает на благоприятную почву, а позднейшее, также извне в Россию шедшее, насаждение сектантства духовно раздробило православный монолит русского народа.
Картина духовной жизни русского народа начинает заметно меняться с наплывом в Россию, с XVI по XVIII вв. — на службу и для торговли, иноверных пришельцев, приток коих особенно усилился после издания Петром Великим в 1702 г. манифеста, призывающего иностранцев на службу в Россию с обещанием им хороших условий и полной свободы совести. Возникает в России так называемая Немецкая слобода и целые поселки немецких колонистов, привлекающие своим религиозным вольнодумством и особым, по западному образцу, бытом внимание легко поддающихся иностранной новинке русаков, многие из коих сами стали иностранцами по духу в собственной православной стране. Начался, с одной стороны, отрыв от народа ведущего класса страны, с другой — духовное дробление народа: на недавно духовно едином русском организме вырастают, как злокачественные наросты, извне привитые секты протестантского, иудейского и языческого характера, как: штудно-баптизм, методизм, или пашков-щина, «Десное братство», или «Сионская весть», т. е. иеговисты, «Духовные христиане», молокане и субботники, адвентисты, «Истинные христиане», духоборы, хлысты и скопцы.
Еще писатель В. А. Жуковский подметил, что секты, подобно одной цепи, связаны между собой, а посему — логично развиваясь — органически порождают одна другую. Это вполне справедливо и обоснованно в отношении сект, возникших на Западе из протестантства. Органической болезнью протестантизма, отравленного крайним индивидуализмом— т. е. отсебятиной, и рационализмом, необузданной свободой в толковании Св. Писания— является не останавливающееся разделение, ибо в нем «сколько голов— столько и умов, сколько умов — столько и озарений». Возникшие на почве протестантизма, основные принципы которого являются теоретическим обоснованием и оправданием их возникновения, секты на Западе были туземного происхождения, и их основателями были жители обычно данной страны. Эти секты не только не отличались резко от протестантского исповедания, из которого они вышли, но и в какой-то степени были ему родственны. Этим объясняется отсутствие борьбы между ними. А если и возникала борьба, иногда даже острая, между новой сектой и господствующим протестантским исповеданием, эта борьба всегда была кратковременной и обычно заканчивалась мирным сосуществованием с господствующим исповеданием. Совершенно иную картину мы наблюдаем в России, исключая лишь старообрядческий раскол и из него вышедшие разветвления. В России секты были насаждены извне. Это — неорганические образования, православие не давало основания для возникновения этих сект, это — чуждые православию, искусственно русскому организму привитые бациллы. Иностранное происхождение в России протестантских и иудейских сект явственно доказано наукой. С Запада в Россию заносимые секты, не имея никаких точек соприкосновения с православием, были проникнуты крайней степенью враждебности и ненависти к православию, к Православной Церкви и ее духовенству. И основные принципы протестантских учений сектанты в России формулировали в гораздо более резкой и враждебной к православию форме, чем на своей родине — на Западе, а так как православие и русская государственность были между собою тесно связаны, сектанты свою ненависть к православию переносили и на государство, не скрывая своей к нему враждебности, что выражалось как в обычных сектантских формах: отказ от присяги, от военной службы и проч., так и в переходе в иудейство (субботники, киевские адвентисты), называя Россию тюрьмой, а себя узниками в этой тюрьме «Иегова разделит сию страну Израильскую на 12 частей полосами, начиная от Средиземного моря до реки Иордан и Мертвого моря. И возобладает их Иерусалимская республика всеми царствами и народами на земле... От Сиона даже до китайского города Кантона будет железная дорога с роскошными станциями и прекраснейшими садами... Нет там варварских наук, школ рекрутских, буйства, штук... Нет полиций, ни судей, всюду святость у людей»... «чины и красные штаны— то дурь и прелесть сатаны» — так звучала в России социально-политическая «проповедь» секты «Десного братства», т. е. иеговистов (Н. Ивановский).
Появление в России каждой новой секты и их деятельность, руководимая из-за границы, представляли собою тяжелое заболевание, подрывавшее основы не только религиозно-церковной и государственной, но и общественной, экономической и бытовой жизни русского народа. Это понимал среди других русских государей и первый царь России — Иоанн IV. Он хорошо был знаком с сущностью реформации. «Вы хвалитесь, — говорил царь Р1оанн пастору «богемских братьев», — вашей евангелической верой... приписываете оправдание одной вере, но Господь будет судить по делам каждого. Если одна вера доставляет спасение, для чего же суд? Для чего в Новом Завете так часто одобряется важность добрых дел?» В беседе с другим пастором о Лютере, сказал Иоанн IV: «Можно было бы терпеть учение Лютера, если бы он, с неуместным жаром нападая на папу, не нарушил древнего церковного порядка и своего знания Св. Писания не очернил низким отступничеством, свержением монашеской одежды и женитьбой на беглой монашенке», а когда лифляндский пастор сравнил Лютера с ап. Павлом, царь Иоанн ударил его хлыстом по голове и сказал: «Ступай к черту со своим Лютером».
Несмотря на понимание вреда, который причиняют внедряющиеся в народный организм западное вольнодумство и сектантство, российское правительство проявляло непростительные благодушие и терпимость в отношении рассадников этого яда. Нередко проявлялась и непоследовательность в мероприятиях против насаждения в России сектантства. Так, когда в конце XIX века прибыл в Россию для насаждения адвентизма вице-президент этой секты в Европе Конради в сопровождении г. Перка, они были арестованы за «распространение ереси иудейству ющих», а затем по ходатайству американского посла, они не только были освобождены, но им была предоставлена полная свобода, и Перк при содействии немцев и евреев, разъезжал по России с пропагандой учения адвентистов. В 1901 году в России было уже 1288 членов этой секты с 13 проповедниками, а в 1911 году адвентисты седьмого дня насчитывали в России уже 58 проповедников, из коих русских было 13, нерусских по национальности, но российских подданных — 37 и иностранных подданных — 8 человек. С 1905 года на их собраниях оглашалась молитва «о просвещении русского народа светом адвентизма». Наряду с насаждением вольнодумства и из него вытекающих нигилизма — атеизма и революционного духа насаждение сектантства было удобным и сильным средством для ослабления духовного и государственного организма России, и внутренние и внешние враги христианства, православия и России, пользуясь благодушием правительства и наивной доверчивостью народа, широко это средство использовали в своем походе против России православной.