Глава 11. Блаженный Феодорит Киррский и Халкидонский собор.

Протоиерей Иоанн Мейендорф. Введение в Святоотеческое Богословие.

Феодорит (393-466) стал епископом Киррским в 423 году. Кир был маленьким городком в окрестностях Антиохии, где Феодорит проводил все свое время. По­мимо активной пастырской деятельности он занимался богословием и ревностно опровергал еретиков, остав­шихся от прежних времен, - ариан, аномеев, маркио-нитов. Он также активно боролся с употреблением в антиохийском «восточном» диоцезе так называемого «Диатессарона» (сводки четырех Евангелий, составлен­ной в III веке Татианом Ассирийцем): Феодорит спра­ведливо считал, что в Церкви должен читаться священ­ный текст четырех евангелистов и что заменять его со­кращенной сводкой нечестиво.

Во время несторианской смуты Феодорит с самого начала стоял на стороне Нестория и составил двенад­цать контртезисов против анафематизмов Кирилла. В одном из своих писем, написанных после Эфесского со­бора, он описывает учение святого Кирилла как «тьму мрачнее казни египетской». В другом письме он кля­нется, что никогда не отступится от учения «пресвято­го Нестория». Однако, будучи человеком умеренным, он принимал участие в попытках примирения и, воз­можно, именно он был в 433 году составителем фор­мулы мира между Александрией и Антиохией (кото­рая, кстати сказать, не включала осуждения Нестория). По всей видимости, постепенно Феодорит и в самом деле начал соглашаться с некоторыми доводами свято­го Кирилла.

После смерти Кирилла в 444 году Феодорит оста­ется единственным значительным богословом на всем Востоке. В это время он сосредоточивает свои усилия на борьбе с учением крайнего «кирилловца» Евтиха, архимандрита одного из Константинопольских мона­стырей. Евтих продолжал активно бороться с несто­рианством (хотя ни Нестория, ни его последователей в Константинополе уже не было) и договорился до того, что начал отрицать единосущие человечества Христа нашей человеческой природе. Когда святой Флавиан, архиепископ Константинопольский, вызвал Евтиха для объяснений, тот заявил: «Я исповедую, что у Господа нашего было две природы до соединения. А после соединения я исповедую единую природу». Природу эту он, конечно, считал божественной. Ка­сательно Девы Марии он уклончиво говорил, что мы, несомненно, единосущны и Ей, но если Христос так­же единосущен Ей (в чем Евтих не был уверен), то и Ее следует считать как бы «божественной». Взгляды Евтиха были крайней формой безусловного монофи­зитства. Он утверждал, что человеческая и боже­ственная природы несовместимы, и что когда они соединяются, человечность поглощается божеством как «капля масла в море». За свои взгляды Евтих был осужден на местном Константинопольском соборе, возглавлявшемся святым Флавианом.

Но на этом дело отнюдь не кончилось. У Евтиха были повсюду влиятельные связи, его поддерживал пле­мянник святого Кирилла архиепископ александрийский Диоскор. Диоскор добился у императора созыва в Эфе­се в 449 году нового «вселенского» собора, впослед­ствии получившего название «Разбойничьего». На этом соборе, созванном якобы для борьбы с несторианством, победила монофизитская партия Евтиха и Диоскора, осудившая не только Феодорита, но и Флавиана, ко­торый, узнав об этом, вскоре умер от огорчения. Осуж­ден был даже и Ювеналий Иерусалимский, всегда быв­ший сторонником Кирилла.

Вот против этого-то Евтиха и начал свое сражение Феодорит. Еще до «Разбойничьего» собора он писал в Рим, прося защиты и поддер-жки у папы Льва. В ответ папа послал Флавиану Константинопольскому свой знаменитый Томос с православным вероопределением, утверждающим две природы во Христе после Вопло­щения. Но еще до того, как Томос Льва прибыл с об­ратной почтой, обстановка в Константинополе резко изменилась. На смену скончавшемуся Феодосию II при­шел симпатизировавший Флавиану и папе Льву импе­ратор Мар-киан, женатый на знаменитой императрице Пульхерии. В 451 году Маркиан созвал Четвертый Все­ленский Собор в Халкидоне. Это первый в истории собор, о котором нам известно в подробностях бла­годаря сохранившимся протоколам. По сравнению с двумя Эфесскими соборами в Халкидоне все проходи­ло организованно, без страстей и беспорядков. Собор длился несколько месяцев. Результатом явилась знаме­нитая Халкидонская формула, так называемый орос, за­мечательный своей умеренностью и сбалансированно­стью, - типичный продукт хорошо организованного за­седания.

В богословском отношении отцы собора были в большинстве сторонниками святого Кирилла. Поэтому они очень неохотно осудили Диоскора Александрийского, да и то не за его ереси (от которых он к тому времени частично отрекся), а за нарушение церковно­го порядка и благопри-стойности. Ему особенно вменя­лось в вину (и справедливо) «убийство»Флавиана, ко­торого Диоскор, несомненно, уничтожил морально.

Помимо этого Халкидонскому собранию предстояло решить трудный вопрос: что делать с Феодоритом Киррским? Его доблестные заслуги в борьбе против Евтиха делали его несомненным героем, но, с другой стороны, его репутация была безнадежно запятнана полемикой против святого Кирилла. Вопрос был не только теоре­тический, но и практический: на соборе епископы рас­саживались рядами друг против друга, а осуждаемые сидели посередине. Нужно было срочно на месте ре­шить, куда посадить Феодорита. В конце концов ему было разрешено сесть с епископами при условии, что он произнесет анафему на Нестория. На это Феодорит отвечал, что он согласен со всеми анафемами, которые провозглашает святая Церковь. Этого собранию пока­залось недостаточно, и ему снова было предложено анафематствовать Нестория. Наконец, Феодорит сдался, но анафема Несторию в его устах звучала неубедительно. Ясно было, что Феодорит если и принял Халкидонский орос, то только в «антиохийском» смысле. Вряд ли он мог вполне согласиться с идеей теопасхизма - ведь по его представлениям на Кресте умерла человеческая при­рода Христа. С определением Девы Марии как Богоро­дицы он однако же соглашался, понимая его как бла­гочестивое преувеличение.

Халкидонский собор был единодушно отвергнут все­ми монофизитами - коптами, армянами, яковитами. Во всех попытках примирения Церкви с монофизитами их возражения всегда упирались в личность Феодорита, которого они очень не любили. Они не верили в искренность его анафемы против Нестория и упрекали Халкидонский собор в скрытом несторианстве.

На Пятом Вселенском Соборе в Константинополе (553 год) была снова сделана попытка примирения с монофизитами, ради чего были посмертно осуждены так называемые «Три главы», то есть Феодор Мопсуэ­стийский лично, а также - сочинения, направленные против святого Кирилла Феодоритом Киррским и Ивой Эдесским (Ива - богослов антиохийской школы, присутствовавший на Халкидонском соборе). Поэтому в памяти Церкви Феодорит живет не как святой отец, а как «блаженный Феодорит». Осуждение ряда сочине­ний блаженного Феодорита Пятым Вселенским собо­ром отнюдь не умаляет того факта, что он буквально спас Церковь от одержимого Евтиха и подготовил почву для Халкидонского собора. Помимо этого Фео­дорит был замечательным экзегетом и пастырем.

Творения блаженного Феодорита

1.  Экзегетические.

а)Комментарий на следующие книги Ветхого Заве­та: осьмикнижие (пятикнижие, книги Судей, ИисусаНавина и Руфь), четыре книги Царств, Псалмы, всепророки.   

б) Комментарии на все послания Апостола Павла.

2.        Апологетические. «Лечение языческих болезней ,или об истине Евангелия».

3.        История Церкви, начиная с арианской смуты, Жития святых. Сборник жизнеописаний тридцати шести аскетов, среди них трех женщин.

4.        Полемические произведения.

а)  «Диалог» или «Нищий» (бродяга), в котором недруг Феодорита Евтих представлен в виде грязного невежественного монаха, бесцельно болтающегося по белу свету.

б) Опровержение Кирилловых анафематизм и Эфес­ского собора.

в)  «Против ересей», книга, написанная в 453 году,содержащая список ересей, кончая ересью Евтиха.

Богословское учение блаженного Феодорита

Христология блаженного Феодорита хотя и не впол­не православная, но все же ближе к последней, чем у Феодора Мопсуэстийского:


Нищий: Следовательно, Иисус Христос - только Бог?

Православный: Говорят же тебе, что Бог Слово стал человеком. А ты называешь Его только Богом.

Нищий: Он стал человеком, не изменившись. Он остал­ся тем, чем Он был: поэтому Его следует называть тем, чем Он был.

Православный: Разумеется, Бог Слово был и есть и будет неизменен. Но Он стал человеком, восприняв че­ловеческую природу. Поэтому нам следует признавать в Нем обе природы - воспринимающую и воспринятую...

Православный: Ты сказал, что божественная природа сошла с небес, но что Его назвали Сыном Человеческим по причине Его соединения с человеческой природой, таким образом, правильно говорить, что плоть была пригвождена к древу, при этом исповедуя, что на кресте и в могиле божественная природа была неотделима от плоти, хотя эта природа и не подверглась страданию, будучи неспособна к страданию и смерти и обладая бес­смертной и бесстрастной сущностью (ουσία, усия). В та­ком смысле Апостол Павел говорил о распятом Господе славы (1 Кор. 2, 8), применяя эпитет бесстрастной приро­ды к страдающей, поскольку это тело считалось и было телом Божества... Я часто говорил, что к одному Лицу (πρόσωπον, просопон) приложимы как божественные, так и человеческие эпитеты.

(«Диалог», 2, 3)

Мы видим, что Феодорит говорит о двух природах во Христе, приписывая одной одни действия, другой -другие. Единственное, чего ему не хватает, это идеи ипостасного единства двух природ, вернее - термино­логии, выражающей эту идею. Слово ипостась для него значит то же самое, что и природа, φύσις, и он понима­ет союз двух природ в смысле своего рода сочетания. С другой стороны - и это очевидно из его опроверже­ния двенадцати анафематизмов Кирилла, - он протес­тует против понимания этого единства природ всего лишь как «синафии» (συνάφεια - сцепление, связь), чего-то, что может быть расторгнуто. Иными словами, то, что Феодорит имеет в виду, соответствует истинно пра­вославным понятиям, но в то же время терминология, которой он пользуется для выражения этих понятий, не вполне передает его мысли.

Почти как и святой Кирилл, он верит в Обожение, признает святую Деву Богородицей и вполне право­славно рассуждает о Святой Троице:

Воплощение Единородного не увеличивает числа Тро­ицы, превращая Ее в четверицу. Троица остается Трои­цей и после Воплощения. Веруя, что единородный Сын Божий стал человеком, мы не отрицаем воспринятой Им природы: как я говорил, мы признаем природу воспри­нимающую и воспринимаемую. Ибо в этом единстве от­личительные свойства двух природ не смешиваются... Было бы крайней глупостью называть союз Божествен­ного и человеческого смешением... При нагревании зо­лота оно воспринимает цвет и энергию огня, но при этом не теряет своей собственной природы. Ведя себя как огонь, оно в то же время остается золотом. Так же и тело нашего Господа есть тело, но бесстрастное, нетленное, бессмертное: это тело Господне, божественное и прослав­ленное божественной славой. Оно неотделимо от Боже­ства, оно не принадлежит никому, кроме единородного Сына Божия. Оно не раскрывает нам никого иного, кро­ме самого Единородного, облекшегося нашей природой.

(Послание 145)

Из этого отрывка видно, что, хотя Феодорит пра­вильно понимал природу Спасителя, все же его рассуж­дения страдают некоторым рационализмом, в них от­сутствует идея личности, он говорит о Троице как о предметах, а не как о живом начале, имеющем непо­средственное отношение к нашему существованию.

Заслуга Феодорита состоит прежде всего в его оп­позиции Евтиху и в несомненном влиянии его идей на атмосферу Халкидонского собора. Остается обсудить вопрос, разрешило ли принятое на этом соборе веро­определение все проблемы, связанные с природой Спасителя.


*  *   *

Халкидонский собор состоялся в 451 году, и резуль­татом его явился знаменитый Халкидонский орос (веро­определение), в котором взаимоотношения двух природ во Христе выражены четырьмя отрицательными наре­чиями: «неслитно, непреложно (неизменно), нераздель­но, неразлучно»23. Центральным событием собора было письмо папы Льва к Флавиану - уже упоминавшийся Томос, богословие которого можно определить как бо­гословие здравого смысла. Неоспоримым преимуще­ством Томоса было то, что при отсутствии малейшего намека на несторианство в нем отстаивалась полная ре­альность двух природ («субстанций») Христа.

Будучи зачитано на соборе, письмо вызвало бурю восторга среди собравшихся более чем 500 епископов, представлявших почти исключительно восточные Цер­кви (кроме пяти папских легатов и двух африканских епископов). В порыве энтузиазма византийцы про­возгласили, что «Петр вещает через Льва», выражение, которому, однако, не следует придавать слишком боль­шого значения.

Огромным достоинством Томоса было полное соот­ветствие его идей учению святого Кирилла. Для про­верки этого была организована специальная комиссия, которая и подтвердила, что Томос выдерживает экза­мен по всем основным пунктам александрийской Христологии. Эта подробность, кстати сказать, показыва­ет, что высказывания папы римского не принимались собором как безоговорочно непогрешимые! Критери­ем христологической истины собор считал скорее уче­ние святого Кирилла Александрийского.

Однако латинская терминология Льва не могла во всем удовлетворить восточных богословов. Для папы, совсем не подозревавшего обо всех тонкостях восточ­ной мысли, не существовало различия между природой и ипостасью, для обозначения которой он употреблял слово persona, «лицо». Поэтому при разработке окон­чательного текста вероопределения отцы Халкидонско­го собора осуществили компромисс между двумя богословскими терминологиями. В основу Халкидонского ороса были положены: 1) Томос Льва, в котором сло­во persona было переведено как ϋπόστασις, ипостась; 2) Антиохийское вероизложение 433 года, подписанное Кириллом; 3) Кирилловы двенадцать анафематизм про­тив Нестория. Вот этот знаменитый текст:

Итак, следуя за божественными отцами, мы все еди­ногласно учим исповедовать Одного и Того же Сына, Господа нашего Иисуса Христа, Совершенным по Боже­ству и Его же Самого Совершенным по человечес-тву; подлинно Бога и Его же Самого подлинно человека; из разумной души и тела. Единосущным Отцу по Божеству и Его же Самого едино-сущным нам по человечеству. Подобным нам во всем, кроме греха. Прежде веков рож­денным из Отца по Божеству, а в последние дни Его же Самого для нас и для нашего спасения (рожденного) по человечеству из Марии Девы Богородицы. Одного и Того же Христа, Сына, Господа Единородного, познаваемым в двух природах неслитно, непреложно, нераздельно, не­разлучно.

(При этом) разница природ не исчезает через соеди­нение, а еще тем более сохраняется особенность каждой природы, сходящейся в одно Лицо и в одну Ипостась.

(Учим исповедовать) не рассекаемым или различае­мым на два лица, но одним и тем же Сыном и Едино­родным, Богом Словом, Господом Иисусом Христом:

Как изначала о Нем (изрекли) пророки и наставил нас Сам Господь Иисус Христос и как предал нам символ отцов наших.

Халкидонское вероопределение было хорошо сба­лансировано и должно было удовлетворить все пар­тии. Достаточно лишь внимательно посмотреть на апофатические наречия: первые два, «неслитно, не­преложно» направлены против монофизитства, вторые два, «нераздельно, неразлучно» - против несториан. Однако монофизиты возражали и против этой сбалан­сированной формулы, особенно из-за вставленного и чуждого Кириллу выражения «в двух природах», заменившего кирилловское «единство двух природ». В словах «сохраняется особенность каждой природы, сходящейся в одно Лицо и одну Ипостась» монофи­зитам чудилась победа антиохийцев, а «две природы» действовали на них как красный плащ на быка. Они наотрез отказывались видеть другую возможность ин­терпретации, ту, которая как раз и выражала истин­ные взгляды сторонников Кирилла: «одно Лицо и одна Ипостась» значили не новое лицо или ипостась, а от века существующую ипостась Слова, второго Лица Святой Троицы. Но надо сказать, что Халкидон­ская формула этого отождествления ипостаси Логоса с «ипостасью соединения» ясно и безоговорочно не утверждала. Именно эта проблема и явилась пробным камнем как для антиохийской, так и для александрий­ской Христологий. Антиохийцы считали, что два ес­тества сходятся в одну ипостась, представляющую собой не Логос, а нечто новое, ранее не существовав­шее. Из Кирилловых доводов непосредственно следо­вало, что у человека Иисуса не было человеческой личности, - ее заместило в нем Божественное Слово. Против этого-то и восставали антиохийцы. Но если согласиться с их доводами и отвергнуть веру Кирил­ла, то невозможно мыслить Христа иначе, чем как два лица!

Таким образом, центральная фраза Халкидонского ороса могла быть истолкована по-разному. Трудно сказать, была ли эта двусмысленность преднамерен­ной или же большинство отцов собора, будучи сто­ронниками Кирилла, проглядели возможность двояко­го толкования. Как бы то ни было, составители оро­са сознательно сформулировали его таким образом, чтобы раз и навсегда установить границы24, за кото­рые человеческая мысль не должна заходить в своих поисках истины.

Существует мнение, что решение Халкидонского со­бора было последним словом христологической мыс­ли. Однако всякое определение Истины неизбежно ее ограничивает, и поэтому в истории человеческой мысли не должно существовать такого понятия, как «по­следнее слово». Истина - одна, но каждое поколение нуждается в разрешении новых проблем и недоразуме­ний. Так и Халкидон не смог бы быть заключитель­ным словом Христологии.